The West Pole

Не знаю, как всем, а мне всегда доставлял отдельное садистское удовольствие тот факт, что мы с Мишкой похожи.
Мою грудную клетку наполняло неведомое теплое чувство, стоило кому-нибудь сказать: «Ой, вы так похожи!» или еще лучше: «А вы – близнецы?». Я всегда казалась себе некрасивой, а Мишка – напротив, был для меня идеалом красоты. И когда кто-то нас сравнивал это было почти как признать меня красавицей всех времен и народов. Это как бы ставило меня на одну ступень с ним, что в принципе было невозможно и недосягаемо для меня.
Сейчас я понимаю, что мы действительно два одинаковых человека, две недостающие детали друг друга. Он вредничает, да. Но я люблю его. И он меня тоже, я знаю, хоть он это тщательно и скрывает.
Стоит мне прижаться к маме, когда она лежит на диване, он тут же ложится прямо сверху, и я не могу понять, кого к кому он ревнует больше, потому что как только я, фыркнув, ухожу, он тоже уже не горит желанием разлеживаться. Но я сажусь ему в ноги и кладу голову ему на бедро, глядя на своих самых близких и родных людей. Маму и Мишку. А они глядят на меня. И на земле в это мгновение нет никого счастливее меня.
Я знаю, что мы зеркальны. У него левое плечо ниже правого, из-за скрипки, у меня наоборот – из-за баяна. У меня кривой клык слева, у него точно такой же кривой клык, но справа. И стоит нам улыбнуться, у обоих зеркально оттопыривается верхняя губа.
Мама тоже знает об этом, и кажется, даже больше нас двоих.
- Вы были такими с самого рождения. Даже первые зубы у вас прорезались также, - улыбается она.
Родинки тоже подвластны этому закону, даже те, которые появляются сейчас. Под губой у него, под губой у меня. На руках, плечах, шее. Даже смешно.