The West Pole

Так страшно, когда на твоих глазах все рушится в жизни другого человека. Когда он рассказывает, а ты совершенно ничего не можешь ни сделать, ни сказать, боясь, оказаться слишком резкой, навязчивой, ненужной. А ведь мне когда-то казалось, что все это так вечно, незыблемо, прекрасно.
И сразу почему-то кажется, что лучшим в этой ситуации было бы забиться в уголок, расписать день по секундам, чтобы не думать о плохом, работать, развиваться, не обращать внимание на мелочи, обустроить свой уютный мир и никогда не выбираться из него наружу. Для меня. Посоветовать такое я не могу.
И вообще, нет повода для расстройств – нет самих расстройств. Никогда не захочу никаких парней. Никогда.
Мое осеннее обострение грозит плавно перетечь в весеннее, руки немного побледнели, а вот под рубашку лучше не заглядывать. И, признаться честно, меня просто бросает в холодный пот, стоит только представить, что кто-нибудь это увидит.
Аленка утверждает, что тот, кто будет любить меня, даже не заметит такие «пустяки». А я даже не буду пытаться проверить это на практике, потому что больше всего на свете я боюсь увидеть отвращение, разочарование, презрение на лице того, кто, возможно, будет мне небезразличен.
Я бы проверила Аленкину теорию на Рыжем, но я боюсь и его реакции тоже. Знаю, что ему будет противно общаться со мной. Ибо я совсем не уверена в том, что он чувствует на самом деле.
На днях он спросил меня, чем бы ему заняться. У меня обычно не стоит таких вопросов, я всегда найду для себя занятие. И тогда я посоветовала ему приобщиться к интересам своих друзей. Или тех, кто ему небезразличен. Просто просматривать их стены ВКонтакте, иногда бывает полезно. Но он сказал, что подобное ему не интересно.
А знаю все, чем дышит кто-то то ли близкий, то ли любимый. И я выжимаю максимум из всех ресурсов, где есть хотя бы упоминание о нем.
Видимо, не так уж Рыжему интересно его окружение.

Ярослава, я очень за тебя переживаю. И хочу помочь. И еще хочу, чтобы все наладилось. Неважно – как. Главное, чтобы тебе было лучше.